|
Алешковский Юз - Окурочек |
Песня о Сталине |
|
Товарищ Сталин, Вы большой ученый,
В языкознаньи знаете Вы толк,
А я простой советский заключенный,
И мне товарищ - серый брянский волк.
За что сижу, воистину не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы.
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке Вы.
В чужих грехах мы сходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Мы верили Вам так, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы.
Я это все, конечно, понимаю,
Как обостренье классовой борьбы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры разводили пламя,
Спасибо Вам, я греюсь у костра.
Вам тяжелей, Вы обо всех на свете
Заботитесь в ночной тоскливый час,
Шагаете в кремлевском кабинете,
Дымите трубкой, не смыкая глаз.
И мы нелегкий крест несем задаром
Морозом дымным и в тоске дождей,
Мы, как деревья, валимся на нары,
Не ведая бессонницы вождей.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела одели ярким кумачом.
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.
Он перед тем, как навсегда скончаться,
Вам завещал последние слова,
Велел в евонном деле разобраться
И тихо вскрикнул: <Сталин - голова!>
Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идете на парад.
Мы рубим лес по-сталински, а щепки,
А щепки во все стороны летят.
Живите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге придется сдохнуть мне,
Я верю, будет чугуна и стали
На душу населения вполне. |
Советская пасхальная |
|
Смотрю на небо просветленным взором,
я на троих с утра сообразил.
Я этот день люблю, как День шахтера
и праздник наших Вооруженных Сил.
Сегодня яйца с треском разбиваются,
и душу радуют колокола.
А пролетарии всех стран соединяются
вокруг пасхального стола.
Там красят яйца в синий и зеленый,
а я их крашу только в красный цвет,
в руках несу их гордо, как знамена
и символ наших радостных побед.
Как хорошо в такое время года
пойти из церкви прямо на обед,
давай закурим опиум народа,
а он покурит наших сигарет.
Под колокольный звон ножей и вилок
щекочет ноздри запах куличей,
приятно мне в сплошном лесу бутылок
увидеть даже лица стукачей.
Все люди - братья! Я обниму китайца,
привет Мао Цзэдуну передам,
он желтые свои пришлет мне яйца,
я красные свои ему отдам.
Проклятье испытаньям в небе чистом,
не для того Христос сошел с креста.
Кричим мы: Руки прочь, империалисты,
от нашего воскресшего Христа!
Так поцелуемся давай, прохожая!
Прости меня за чистый интерес.
Мы на людей становимся похожими...
Давай еще!.. Воистину воскрес! |
Советская лесбийская |
|
Пусть на вахте обыщут нас начисто,
и в барак надзиратель пришел,
мы под песню гармошки наплачемся
и накроем наш свадебный стол.
Женишок мой, бабеночка видная,
наливает мне в кружку "Тройной",
вместо красной икры булку ситную
он намажет помадой губной.
Сам помадой губною не мажется
и походкой мужскою идет,
он совсем мне мужчиною кажется,
только вот борода не растет.
Девки бацают с дробью цыганочку,
бабы старые "Горько!" кричат,
и рыдает одна лесбияночка
на руках незамужних девчат.
Эх, закурим махорочку бийскую,
девки заново выпить не прочь -
да, за горькую, да, за лесбийскую,
да, за первую брачную ночь!
В зоне сладостно мне и не маятно,
мужу вольному писем не шлю:
все равно никогда не узнает он,
что я Маруську Белову люблю! |
Окурочек |
|
Из колымского белого ада
Шли мы в зону в морозном дыму.
Я заметил окурочек с красной помадой
И рванулся из строя к нему.
Баб не видел я года четыре,
Только мне, наконец, повезло.
Ах, окурочек, может быть, с Ту-104
Диким ветром тебя занесло.
И жену удавивший татарин,
И активный один педераст
Всю дорогу до зоны шагая, вздыхали,
Не сводили с окурочка глаз.
С кем ты, стерва, любовь свою крутишь?
С кем дымишь сигареткой одной?
Ты во Внукове спьяну билета не купишь,
Чтоб хотя б пролететь надо мной.
В честь твою заряжал я попойки
И французским поил коньяком,
Сам пьянел от того, как курила ты <Тройку>
С золотым на конце ободком.
Проиграл тот окурочек в карты я,
Хоть дороже был тыщи рублей.
Даже здесь не видать мне счастливого фарта
Из-за грусти по даме червей.
Проиграл я и шмутки, и сменку,
Сахарок за два года вперед.
Вот сижу я на нарах, обнявши коленки,
Так как не в чем идти на развод.
Пропадал я за этот окурочек,
Никого не кляня, не виня,
Но зато господа из влиятельных урок
За размах уважали меня.
Шел я в карцер босыми ногами,
Как Христос, и спокоен, и тих.
Десять суток кровавыми красил губами
Я концы самокруток своих.
- Негодяй, ты на воле растратил
Много тыщ на блистательных дам!
- Это да, - говорю, - гражданин надзиратель,
Только зря, - говорю, - гражданин надзиратель! -
Рукавичкой вы мне по губам. |
Личное свидание |
|
Я отбывал в Сибири наказанье,
считался работящим мужиком
и заработал личное свидание
с женой своим трудом, своим горбом.
Я написал: "Явись, совсем соскучился,
здесь в трех верстах от лагеря вокзал..."
Я ждал жену, жрать перестал, измучился,
все без конца на крышу залезал.
Заныло сердце, как увидел бедную,
согнулась до земли от рюкзака,
но на нее, на бабу неприметную,
с барачной крыши зарились зека.
Торчал я перед вахтою взволнованный,
там надзиратель бабе делал шмон,
но было мною в письмах растолковано,
как под подол притырить самогон.
И завели нас в комнату свидания,
дуреха ни жива и ни мертва,
а я, как на судебном заседании,
краснел и перепутывал слова.
Она присела, милая, на лавочку,
а я присел на старенький матрас -
вчера здесь спал с женой карманник Лавочкин,
позавчера растратчик Моня Кац.
Обоев синий цвет немало вылинял,
в двери железной кругленький глазок,
в углу портрет товарища Калинина -
молчит, как в нашей хате образок.
Потолковали. Трахнул самогона я
и самосаду закурил...Эх, жисть!
Стели, жена, стели постель казенную
да, как бывало, рядышком ложись.
Дежурные в глазок бросают шуточки,
кричат зека тоскливо за окном:
"Отдай, Степан, супругу на минуточку,
на всех ее пожиже разведем".
Ах, люди, люди, люди несерьезные,
вам не хватает нервных докторов.
Ведь здесь жена, а не быки колхозные
огуливают вашенских коров.
И зло берет, и чтой-то жалко каждого,
да с каждым не поделишься женой...
На зорьке, как по сердцу, бил с оттяжкою
по рельсе железякою конвой.
Давай, жена, по кружке на прощание,
садись одна в зелененький вагон,
не унывай, зимой дадут свидание,
не забывай - да не меня, вот глупая, -
не забывай, как прятать самогон. |
Песня слепого |
|
Белого света не видел.
Отец был эсером, и вот
Ягода на следствии маму обидел,
он спать не давал ей четырнадцать суток,
ударил ногою в живот.
А это был, граждане, я, и простите
за то, что сегодня я слеп,
не знаю, как выглядят бабы и дети,
товарищ Косыгин, Подгорный и Брежнев,
червонец, рябина и хлеб.
Не вижу я наших больших достижений,
и женщин не харю, не пью.
И нету во сне у меня сновидений,
а утречком, утречком, темным, как ночка,
что Бог посылает - жую.
Простите, что пес мой от голода лает,
его я ужасно люблю.
Зовут его, граждане, бедного - Лаэрт.
Подайте копеечку, Господа ради,
я Лаэрту студня куплю.
Все меньше и меньше в вагонах зеленых
несчастных слепых и калек.
Проложимте БАМ по таежным кордонам,
вот только врагам уотергейтское дело
не позволим замять мы вовек!
Страна хорошеет у нас год от года,
мы к далям чудесным спешим.
Врагом оказался народа Ягода, -
но разве от этого, граждане, легче
сегодня несчастным слепым?!
Подайте копеечку, Господа ради,
я Лаэрту студня куплю,
его я ужасно люблю... |
Брезентовая палаточка |
|
Вот приеду я на БАМ
и сейчас же парню дам...
Дам ему задание
явиться на свидание.
Он бедовый, он придет,
он дымком затянется,
на груди моей заснет
и в ней навек останется.
Только что я не видала
в романтике ентовой?
Но я уже парням давала
в палаточке брезентовой.
Любили меня, лапочку,
довольны были мной
в брезентовой палаточке
за ширмой расписной.
Я много чего строила,
жила на Братской ГЭС,
но это все, по-моему,
казенный интерес.
И "Кисы" мы, и "Ласточки"
за наш за нежный труд,
вот только из палаточек
нас замуж не берут.
Я плакала тихонечко,
я напивалась в дым,
я ехала в вагончике
по рельсам голубым.
В брезентовой палаточке
за ширмой расписной -
жисть моя в белых тапочках,
а рядом - милый мой.
Не поеду я на БАМ,
я на Мытной Ваське дам, -
Васька в воскресение
мне сделал предложение.
А шпалы, а шпалы, -
...с ними, со шпалами! |
Эрнесто Че Гевара |
|
Эрнесто Че Гевара Гавану покидал,
поскольку легкой жизни он сроду не искал.
"Прощай, родная Куба, прощай, мой вождь Фидель,
прощай, мой министерский, мой кожаный портфель!"
"Хоть курочку в дорогу возьми!" - кричат друзья.
Сказал Гевара строго: "Мне курочку нельзя.
Мне курочку не надо, я в нищую суму
кусочек рафинада кубинского возьму.
Возьму его с собою, до гроба пронесу,
а если будет горько, возьму и пососу".
Разлука ты, разлука,
чужая сторона.
Марксистская наука
теперь ему жена.
Старшой сынок Гизенга, а младший - Хо Ши Мин,
а деверь - каждый честный китайский гражданин.
Как призрак по Европе, Че Африкой прошел,
нигде покоя сердцу своёму не нашел.
Хотел свалить Сукарну, но вылетел в трубу,
зато в бурлящем Конго свалил Касавубу.
Тираны, трепещите! Мужайтеся, рабы!
Придет вам избавленье от классовой борьбы.
Удачного момента
Че ждет в одной стране
и платит алименты
покинутой жене. |
Песня свободы |
|
Птицы не летали там, где мы шагали,
где этапом проходили мы.
Бывало, замерзали и недоедали
от Москвы до самой Колымы.
Много или мало, но душа устала
от разводов нудных по утрам,
от большой работы до седьмого пота,
от кошмарных дум по вечерам.
Мы песню заводили, но глаза грустили,
и украдкой плакала струна.
Так выпьем за сидевших, все перетерпевших
эту чарку горькую до дна.
Проходили годы. Да здравствует свобода!
Птицей на все стороны лети!
И сам оперативник, нежности противник,
мне желал счастливого пути.
Снова надо мною небо голубое,
снова вольным солнцем озарен
и смотрю сквозь слезы на белую березу,
и в поля российские влюблен.
Прощай, жилая зона, этапные вагоны,
бригадиры и прозрачный суп!
От тоски по женщине будет сумасшедшим
поцелуй моих голодных губ.
Так выпьем за свободу, за теплую погоду,
за костер, за птюху - во-вторых,
за повара блатного, за мужика простого
и за наших верных часовых.
Выпьем за лепилу и за нарядилу,
за начальника и за кандей,
за минуту счастья, данную в спецчасти,
и за всех, мечтающих о ней.
Наливай по-новой мне вина хмельного,
я отвечу тем, кто упрекнет:
- С наше посидите, с наше погрустите,
с наше потерпите хоть бы год. |
|