Помоги сайту

Это, видимо, белые ночи, а точнее - ночей этих след. 
Поезд мчится в черном тоннеле Бог знает сколько лет. 
Пассажиры летящих вагонов смотрят подземные сны, 
Сны о чем-то большем, чем белые ночи в конце весны. 

Это, видимо, южная грусть по холодным ветрам-снегам. 
Я дышал бы всей грудью, да Пальмира что пиво, что мед по усам 
Я бы пил эту смесь из окраин "сегодня" и центра "вчера", 
Я бы стал электрическим Богом, кабы были шнуры-штекера, 

Поезд мчится вперед, по закону железных дорог - я с ним. 
Мимо блеска метрополитена - андеграундный пилигрим. 
Мимо тех, кто знает где выход, рядом с теми, кто знает где вход. 
До конечной станции, где свет души моей меня ждет. 

Я скажу тебе: "Свет мой, солнце! Дело мое - труба". 
Я скажу тебе: "Ангел, Бог мой! Душу прими раба. 
Там, внизу, едино - дни и ночи, тьма и свет. 
Там, внизу, намного хуже чем там, где нас еще нет". 

Я скажу тебе: "Этот поезд мчит неизвестно куда. 
Эти рельсы - дао, фига в кармане, в решете вода. 
Души тех, кто раньше тем же маршрутом, давно в раю, 
А лица тех, кто живая легенда, я практически не узнаю". 

Я смотрю сквозь стекла, смотрю без стекол - итог один: 
Каждый сам себе лампа, сам себе джин, сам себе Аладдин, 
Каждый сам себе тормоз, и сам себе же "Полный вперед!" 
Мой же выбор - прощай андеграунд, труба! Здравствуй, солнце мое!

Пить, хочется пить. 
Выпить, а потом закурить. 
Выпустить облако - дым в небо - лети 
На самый край Ойкумены, куда не дойти, 
Никому не дойти. 

Жить, хочется жить. 
Формулу счастья белыми нитками шить. 
Нитки порвутся, ткань разойдется по шву, 
К белому свету душа, а тело в траву, 
В траву - мураву. 

Петь, хочется петь. 
Выпеть несказанное и улететь 
Облаком - дымом или душою во свет. 
На семь сотен семьдесят семь бед один ответ, 
Один лишь ответ

Один дома, смотреть в окно. 
В окно, в котором одно кино: 
Стена, на которой полным-полно 
Надписей типа: "Формат в говно". 

Один дома, как перст один. 
Младенец, юноша, хозяин седин. 
Как тот, кто свыше в трех лицах един: 
Ну сам себе господин! 

Один дома, один дома - 2. 
Смотреть в окно, в котором едва - 
Едва видна суть, жизни канва, 
Не е-4 пешка с е-2. 

Пешка - дура. Ферзь - молодец: 
Он швец, и жнец, и на дуде игрец, 
Он просто Super, Крестный Отец, 
Удар и пешке конец. 

Один дома, один дома - 3. 
Смотри в окно, ну же, смотри, 
И ври себе, беспрестанно ври, 
Что ждешь гостей на картофель фри. 

Что будешь пить с теми, кто сдох, 
Кто многое мог бы, но малость не смог, 
Кто был как Пеппи Длинный Чулок, 
А стал суть кукла Суок. 

Один дома, Богатенький Рич. 
Самое время что-либо постичь: 
Либо искусство Ли Бо, либо китч 
101-й серии "Сансет Бич" 

Самое время взглянуть в себя: 
Кто он, сущий, глубинный "Я", 
Кто он, зачем и какой цели для, 
Впустую или любя. 

Так умирает день, за ним ночь. 
Черная ночь, белая ночь. 
С полной луной для собак и волков 
И без луны для лихих и воров. 

Так умирает год, за ним век. 
Каменный век, серебряный век. 
И ни того, ни другого не жаль. 
Время сквозь нас как дамасская сталь. 

Так умирает "Я", за ним "Мы". 
Разные "Мы", похожие "Мы". 
Мы из крови, костей и руна, 
Из Иисусова хлеба-вина. 

Так умирает все, что есть в нас. 
Так превращается пепел в алмаз. 
Так умирает все, что вокруг: 
Запад, север, восток и юг.

Эти долгие ночи 
Значит краткие дни. 
Эти душные ночи 
Значит гиблые сны. 

Но если ты - моя радость. 
Мое солнце, мой свет, 
Что мне пруха-непруха 
И что мне то, чего нет. 

А белый ангел не может, 
А черный демон родит, 
А против этого войска 
Что лбом о гранит. 

Но если ты мне как воздух, 
Если ты меня ждешь, 
Что мне ангела правда, 
И что мне демона ложь. 

От болезни есть средство: 
Могила да крест. 
Но могильщик упертый: 
"На погосте нет мест". 

Но если ты тихо-тихо 
Меня коснешься крылом, 
На что мне это кладбище 
И скорбный лик под стеклом. 

Чей, ты век мой железный! 
Пей, гуляй, веселись! 
А на утро с похмелья 
Исступленно молись. 

Но если ты мне милее 
Солнца, звезд и луны, - 
На кой мне душные ночи, 
Ну скажи, на кой мне гиблые сны?

Обычное утро, обычный рассвет,- 
Я проснулся, но где-то не здесь. 
Шагнул из парадной в Соляной городок, 
Но при этом был точно не здесь. 

Сел в автобус за номером 46 
И поехал через Троицкий мост. 
Автобус шел при этом на норд-вест, 
А я ехал на зюйд-ост. 

Ехал долго лесом, ехал долго полем, 
И оставшись совсем на мели, 
Я сказал водителю: "Мне бы выйти 
У истоков реки Или. 

Или там, где стены помнят потоп 
И забытых царей имена". 
Шофер ответил: "Любезный, вокруг нас 
Петроградская сторона!" 

Но я был не здесь, я шел по песку, 
Что речной засыпает ил, 
Мимо скифских курганов, мимо красных звезд, 
Семиречинских мимо могил, 

Мимо мира, мимо горя, 
Мимо Мекки и хрипящих птиц 
О том, что мир неизменен, может быть постижим, 
И все-таки без границ. 

И я шел, не зная толка от веры 
В себя и в того, кто внутри, 
И я шел, опять и опять спасаясь 
Мыслью, что ждешь меня ты. 

На одном из углов предгорий Тянь-Шаня 
И вздыбленных к небу мостов, 
И я шел, шатаясь от спетых тобою 
Восточно-пронзительных слов: 

"Бог мой! Ангел, что справа, 
Он, конечно, мед, но слева отрава, 
И к тому же справа один, а слева тьма. 
Свет мой! При таком раскладе 
Кто-то из нас в полном распаде, 
И если б я искал - кто? - то давно бы сошел с ума". 

Обычное утро, обычный рассвет,- 
Время мчится вперед. 
Один, что во мгле, вместе с ним, 
Другой во мне - задний ход. 

И я мог бы идти или даже лететь 
Где-то, только не здесь. 
И я мог бы, но я проснулся в автобусе 
За номером 46. 

И я, конечно, вернулся сюда, где трава 
Не пробьется сквозь камень - гранит 
И я, конечно, вернулся сюда, где Нева 
То ли движется, то ли спит. 

И я вернулся сюда, где солнце 
Что луна из виденных снов. 
И мне остались лишь несколько спетых тобою 
Восточно-пронзительных слов: (таких как) 

"Бог мой! Ангел, что справа, 
Он, конечно, мед, но слева отрава, 
И к тому же справа один, а слева тьма. 
Свет мой! При таком раскладе 
Кто-то из нас в полном распаде, 
И если б я искал - кто? - то давно бы сошел с ума. (и еще) 

Бог мой! Смех и слезы, 
Кто из нас пьян, а кто тверезый? 
Слева игра без правил, справа обет. 
Свет мой! При такой подаче 
Кто-то из нас того, не иначе, 
И я бы точно сошел с ума, если б знал ответ".

Сегодня с утра шел снег, 
И я подумал: "Вот он - мой век", 
И я подумал: "Вот он - мой час, 
Чтобы набело весь мой сказ". 

От снега глазам светло, 
От дум сердцу легко, 
И вышел бы славный расклад, 
Если б ум был сердцу рад. 

Хэй, хэй, хэй, хэй, хэй! 
Хэй, хэй, хэй, хэй, хэй! 

Но к обеду пошли дожди, 
Но к обеду вздыбились льды, 
И я смотрел с тоскою в окно, 
Пока не стало совсем темно. 

Тогда в другом окне Идиот 
Ломал сковавший души лед, 
И сердце было как будто с ним, 
Но ум хотел, чтобы он был судим. 

Хэй, хэй, хэй, хэй, хэй! 
Хэй, хэй, хэй, хэй, хэй! 

А ко времени всем нам спать 
Святый отче, Святая Мать 
Зажигали свечу за свечей, 
И я думал: "Вот он - покой". 

И мне чудилась красота, 
И я видел иные места, 
И сердце было уже не здесь, 
Но ум готовил коварную месть. 

И я мог бы сто лет смотреть в себя и вокруг, 
И я мог бы сто лет стучать или ждать чей-то стук, 
И я мог бы в пику врагу или так как друг, 
И я мог бы: но сердце и ум - это замкнутый круг. 

А на завтра опять будет снег, 
На завтра будет мой век, 
На завтра будет мой час, 
Чтобы набело весь мой сказ. 

От снега будет светло, 
От дум будет легко, 
И выйдет славный расклад, 
Если ум будет сердцу рад. 

Хэй, хэй, хэй, хэй, хэй! 
Хэй, хэй, хэй, хэй, хэй!

Постучи ко мне утром, рано-рано, 
Когда я еще сплю и вижу сны. 
В этих снах все так зыбко и странно: 
Слезы осени и радость весны. 

Постучи ко мне утром, тихо-тихо, 
Когда я где-то на стыке света и тьмы. 
Эти сны - слишком долгая книга, 
Бесконечное лето в ожиданьи зимы. 

Разбуди меня утром, и я встану не помня 
Ни того, что случилось, ни того, что нас ждет. 
Ты протянешь ладонь, в которой "сегодня" 
Что-то шепчет и куда-то зовет. 

Постучи ко мне утром, постучи в мои сны, 
Разбуди меня утром, ну разбуди!

Я сижу на Арбате и ловлю мышей 
На местном Арбате - местных мышей. 
Мышеловка моя как всегда пуста, 
"Уездный город N", - чьи-то шепчут уста, 
И чей-то голос вослед: "Эта схема проста". 

А я торчу в этой схеме Бог знает сколько лет. 
В городе А - энное количество лет. 
А в небе голубом горит одна звезда, 
Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда. 
Этот город - золотой, ну просто беда! 

Перед бедой молкнут звуки, и меркнет свет. 
Перед бедой всегда молкнут звуки, и меркнет свет. 
И если ты не женат, и если ты не богат, 
Не смешон, не влюблен, не дурак и не враг, - 
Кто виноват, скажи-ка, брат, ну кто виноват? 

А виновата стела, которой годы летят. 
Или годы виноваты, что стрелой летят. 
И ты можешь ходить как запущенный сад, 
И ты можешь ходить как цветущий зад, 
Но постой, постой, постой, оглянись назад! 

Оглянись, незнакомый прохожий, мне взгляд твой знаком. 
Неподкупный, зараза, а все же знаком. 
Не ты ли тот скоморох, что потешал стадион, 
А сняв колпак, сказал Башлачеву: "Вон!" 
Не ты ли тот отец рок-н-ролла, что на деле Кобзон? 

О не забудьте купить билеты на прощальный концерт. 
Иосиф Кобзон дает прощальный концерт. 
Он споет вам это, он споет вам то, 
Шикарный блюз про гитару, дрянь и пальто, 
И еще на "бис" "Гудбай, Америка, о!" 

О-о! Я сижу на Арбате и ловлю мышей. 
"О-о!" - это знак удивленья, что нету мышей. 
А вверх и в темноту уходит нить, 
Там ловкие руки, здесь наша прыть, 
Это вам не Чижам и Колибри дули крутить. 

Крути не крути, но в каждом из нас Фома: 
Что такое осень, горе ты мое от ума? 
Осень - это кладезь, баунти, рай, 
Небо, донна-мадонна, что хошь выбирай, 
А не веришь, спроси у листьев, где он - вечный май? 

А из мая летящей походкой выходишь ты. 
Я спросил у ясеня, тополя, где же ты? 
Я ходил в Зоопарк, пил с Алисой вино, 
Я принес с АукцЫона Аквариум, но 
На каждой стене Nirvana, немое кино. 

Герой умер. Доброе утро, новый герой! 
Ну подиви нас хотя бы тем, что ты тоже Цой. 
И я поверю в Воскресенье тех, кто сгорел 
В Крематории, погиб от Коррозии тел 
Или стал как моллюск Наутилус - рассыпчатый мел. 

Мел не мел, имел - не имел, успел - не успел. 
Гуляй, Ванюха, пока брюхо не несет на панель. 
Они ловят свой Чайф, вспоминая Секрет, 
Но рок-н-ролл мертв: Сплин, диабет. 
Они жуют свой "Орбит без сахара", "Выхода нет". 

Но есть ослепительный вход, за него и держись. 
Именно он, а не выход, называется жизнь. 
Но гитара и струны без выхода яд: 
Му-Му и Герасим, Карл и кастрат, 
Вот такой, блин, веселый хилый закос под Арбат.

Похоже, в этих болотах права лишь Нева.
Она течет куда надо, а остальное - слова.
А остальное - кухня, дым коромыслом, чай на плите,
И неподписанный стих, неспетая песня на белом листе.

Похоже, те, кто звезды, - ум, совесть и честь.
Похоже, те, кто звезды, или мертвы или больше, чем есть.
А те, кто следом за ними, "Красной стрелою" Питер-Москва
От музыки к фильму "Асса" к саундтреку "Брат-2".

Похоже, этот город - второй Вавилон:
Ты же не знаешь меня, я не знаю тебя, нас не знает он.
И даже если мы были вместе и пили на брудершафт,
Ты любишь Санкт, я - Петербург, а он - Ленинград.

И все похоже на то, как и было когда-то в начале начал:
Те же самые лодки, те же матросы, и тот же причал,
И вроде есть "Камчатка", есть "Сайгон", но что-то не то, -
На Рубинштейна 13 никогда ни во сколько ни кто.

Припев:
   Прощай, рок-н-ролл! Прощай!
   Спасибо за стол, недопитый портвейн и остывший чай.
   Спасибо за миф, красивую сказку про Hi и про Fi.
   Прощай, рок-н-ролл! Прощай!

Похоже, это камень, на который нашла коса.
Похоже, это певчий чиж - по прошлым песням слеза.
Похоже, это пал бесславно, увяз в болотах боец.
Похоже, это "все, кина не будет - электричество кончилось"

Припев.